В справочном издании «Союз писателей ЛНР:биобиблиографический справочник» представлены краткие биографические и библиографические сведения о членах Союза писателей ЛНР.
Информация в издании предоставлена самими членами СП ЛНР и обработана составителями.
Справочное издание адресовано исследователям литературного процесса Донбасса.
Гийом Аполиннер
В витрине увидав последней моды крик
Вошел он с улицы к портному Поставщик
Двора лишь только что в порыве вдохновенном
Отрезал головы нарядным манекенам
Толпа людских теней смесь равнодушных лиц
Влачилась по земле любовью не согрета
Лишь руки к небесам к озерам горним света
Взмывали иногда как стая белых птиц
В Америку меня увозит завтра стимер
Я никогда
не возвращусь
Нажившись в прериях лирических чтоб мимо
Любимых мест тащить слепую тень как груз
Пусть возвращаются из Индии солдаты
На бирже распродав златых плевков слюну
Одетый щеголем я наконец усну
Под деревом где спят в ветвях арагуаты
Примерив тщательно сюртук жилет штаны
(Невытребованный за смертью неким пэром
Заказ) он приобрел костюм за полцены
И облачась в него стал впрямь миллионером
А на улице годы
Проходили степенно
Глядя на манекены
Жертвы ветреной моды
Дни втиснутые в год тянулись вереницей
Кровавых пятниц и унылых похорон
Дождливые когда избитый дьяволицей
Любовник слезы льет на серый небосклон
Прибыв в осенний порт с листвой неверно-тусклой
Когда листвою рук там вечер шелестел
Он вынес чемодан на палубу и грустно
Присел
Дул океанский ветр и в каждом резком звуке
Угрозы слал ему играя в волосах
Переселенцы вдаль протягивали руки
И новой родины склонясь лобзали прах
Он всматривался в порт уже совсем безмолвный
И в горизонт где стыл над пароходом дым
Чуть видимый букет одолевая волны
Покрыл весь океан цветением своим
Ему хотелось бы в ином дельфиньем море
Как славу разыграть разросшийся букет
Но память ткала ткань и вскоре
Прожитой жизни горький след
Он в каждом узнавал узоре
Желая утопить как вшей
Ткачих пытающих нас и на смертном ложе
Он обручил себя как дожи
При выкриках сирен взыскующих мужей
Вздувайся же в ночи о море где акулы
До утренней зари завистливо глядят
На трупы дней что жрет вся свора звезд под гулы
Сшибающихся волн и всплеск последних клятв
Перевод Б. Лившица
Поль Верлен
Краснеет замка черепица
Над синей пропастью двора…
Толкает ветер флюгера
И, подразнив их, дальше мчится
Тревожить льны и клевера.
Сахару луговых просторов,
Их серебристый травостой,
Перекроил деревьев строй
На сотни новых кругозоров
Волнистой линией густой.
По этим ласковым равнинам
Бесшумно мчатся поезда…
Дремлите, тучные стада,
В своем величии невинном
Под тёплым небом цвета льда…
Неторопливым разговором
Спешащий полнится вагон.
Где каждый тихо погружён
В пейзаж пленительный, в котором
Как дома был бы Фенелон.
Перевод А.Эфрон
Примечания:
Малин — город в Брабанте, Бельгия, известный своими кружевами и колоколами («малиновый звон»).
Фенелон — автор романа «Приключения Телемака» (1699), который известен в том числе прекрасными картинами природы.
Нина Ищенко
История величайшего поэта Ирландии, который жил в XVIII веке, когда страна давно была под властью Англии. Яркое и талантливое проявление той слабости, которую наши современники питают к кельтам. В то же время жизнь как безумный вихрь, в котором несутся самые разные идеи, взгляды и действия, без целостности и покоя, несколько напоминает структурно нашу современность.
«…Обе девушки были знакомы с Эоганом давно и знакомы с ним крепко, они могли целую ночь до утра петь песни на одни только стихи Эогана, не исказив там ни слова, они целовали ему руки, когда им казалось, что он сердится, и ноги, когда им казалось, что он не сердится. И всё это разом оказалось в чисто прибранной кухне Катлины Ни Сканнел.
Через три дня Катлина со зловещим спокойствием заявила, что ей надо бы освободить угол для детской колыбели, а через неделю — что ей надо бы освободить другой, для детских пелёнок. Их гостьи видели в Эогане того, чьи песни звучат по всем дорогам Юга и Запада, кто ещё в колыбели превзошёл и О’Рахилли, и бардов древности, — словом, они считали, что просить его переменить детские пелёнки — это то же, что надругательство над святым. Катлина видела в Эогане человека легкомысленного, но не вконец погибшего, и считала, что хотя переменить пелёнки ему и не под силу, однако подержать наготове чистые, помогая человеку опытному, ему не вредно.
Как-то вечером, спустившись на кухню к очагу, она застала Эогана, который с полузакрытыми глазами читал завораживающие стихи об Ирландии, а Мэри Хью с подругой и ещё человек пять странствующих нищих сидели кругом на полу и внимали его голосу, как звуку волшебной арфы, и слёзы текли по их лицам. Эоган-младший в дальнем углу играл с ножом и отбитым горлышком бутылки из-под виски.
После этого Катлина поняла окончательно, что Эоган есть Эоган, что он величайший из поэтов, когда-либо бывших в Ирландии, и что жить с ним невозможно.»
Скачать по ссылке:
eogan-o-sallivan-si_RuLit_Net_349885.fb2
Нина Ищенко
В рамках подготовки к заседанию литературного клуба Академии читаю Анненского. Ода Горация, восьмая во второй книге, перевод Анненского:
Когда б измена красу губила,
Моя Барина, когда бы трогать
То зубы тушью она любила,
То гладкий ноготь,
Тебе б я верил, но ты божбою
Коварной, дева, неуязвима,
Лишь ярче блещешь, и за тобою
Хвостом пол-Рима.
Недаром клятвой ты поносила
Родимой пепел, и хор безгласный
Светил, и вышних, над кем невластна
Аида сила…
Расцвел улыбкой Киприды пламень
И нимф наивность, и уж не хмуро
Глядит на алый точильный камень
Лицо Амура.
Тебе, Барина, рабов мы ро́стим,
Но не редеет и старых стая,
Себя лишь тешат, пред новым гостем
Мораль читая.
То мать за сына, то дед за траты
Клянут Барину, а девам сна нет,
Что их утеху на ароматы
Барины манит…
Искренне недоумеваю, о чем это. Тушь для зубов, стая рабов, точильный камень Амура, дед с тратами — что всё это значит? Вот что:
Перевод Ф. Петровского:
Read more
Нина Ищенко
Дисгармония вечера. Оммаж Бодлеру
Вот час, когда на горизонте дальнем
Как дивные цветы взошли огни мортир,
Возжег садовник их – незримый командир:
Ударный резкий марш, дымы и громыханье!
Как дивные цветы взошли огни мортир;
Дрожит земная твердь, как сердце в миг признанья;
Ударный резкий марш, дымы и громыханье!
Закатных туч кровав изорванный мундир.
Дрожит земная твердь, как сердце в миг признанья;
Ужасна смерть и мир в миг превращенный в тир!
Закатных туч кровав изорванный мундир.
И солнца диск исчез – прямое попаданье…
Ужасна смерть и мир в миг превращенный в тир!
Смешались сон и явь, болят воспоминанья!
И солнца диск исчез – прямое попаданье…
Ты в памяти моей разносишься как взрыв!
zaslavskaja.com/2018/03/19/disgarmoniya-v
Аннотация с Флибусты
Это ЖЖ Hildegart – библиотекаря, которая работает в Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы им. М.И. Рудомино. Она вела свой дневник с 2005 по 2011 год. Затем внезапно завела другой журнал (christa-eselin, см. последнее сообщение), а потом и удалила все записи из первоначального журнала. Но рукописи, как известно, не горят. Основная часть записей была собрана программами ljsm и allin. А последние записи, после удаления журнала, вручную из ленты RSS.
Dnevnik-bibliotekarya-Hildegart.JxABoQ.278452.fb2 (1)
Несколько отрывков, насладиться:
«— Я так и знала, что ты забудешь эту бумажку, — бормочет сквозь зубы девушка, угрожающе сжимая локоть хмурого молодого человека в круглых очках, замотанных скотчем, как у Гарри Поттера. – И что мы теперь будем делать?
— Подумаешь, — неуверенно хмыкает молодой человек. – Обойдёмся без бумажки. Я и так всё помню, если хочешь знать.
— Ага, помнишь ты, — бубнит девушка. – Знаю я тебя. А завтра с утра зачёт. Какая я дура, что с тобой связалась.
— Вы извините, — задушевно говорит молодой человек, приближаясь ко мне приставными шагами и напряжённо глядя в себя, — мы тут на днях у вас книжку брали… Ну… такую книжку… розовую. А может, серую. Толстую такую. – Он делает кругообразный жест рукой и прижимается щекой к читательскому билету. — К сожалению, я не помню автора. И названия тоже не помню. Но она нам очень нужна. Вы даже не представляете, как она нам нужна.
— Подождите немного, — сурово говорю я и со скрипом вытаскиваю зажатую между Зализняком и Зиндером хрестоматию Звегинцева. Лицо юноши озаряется торжеством.
— Ага! – восклицает он, поворачиваясь к девушке. – Я же говорил, что всё и так помню!»
«Я даже не могу придумать, какими словами охарактеризовать поведение администрации, которая разрешает разучивание песен (хотя бы и с самыми благими целями, хотя я не знаю, с какими именно!) в ближайшем соседстве с читальным залом!! Песни поются хором, громко, фальшиво, с плохим музыкальным сопровождением, а иногда на немецком языке и с грамматическими ошибками. Чем так петь, лучше никогда не петь вообще, а уж тем более – в библиотеке, где, простите, не поют, а читают! Может быть, вы их разучиваете, чтобы потом отправляться в Германию и действовать на нервы фашистам, но пока вы действуете на нервы (и невыносимо!) только нам, советским читателям. Иртеньев Н. 25.09.39.»
Иннокентий Анненский
Из тучи с тучей в безумном споре
Родится шквал,
Под ним зыбучий в пустынном море
Вскипает вал.
Он полон страсти, он мчится гневный,
Грозя брегам.
А вслед из пастей за ним стозевный
И рев и гам…
То, как железный, он канет в бездны
И роет муть,
То, бык могучий, нацелит тучи
Хвостом хлестнуть…
Но ближе… ближе, и вал уж ниже,
Не стало сил,
К ладье воздушной хребет послушный
Он наклонил…
И вот чуть плещет, кружа осадок,
А гнев иссяк…
Песок так мягок, припек так гладок:
Плесни — и ляг!
Последнее эссе из цикла Татьяны Волоконской «Имя Рюрика», в котором рассматривается история домонгольской Руси сквозь призму антропонимики.
Татьяна Волоконская
История – это вечный танец очень-очень рационального с очень-очень иррациональным; чудес и исполнения небесных пророчеств в ней не меньше, чем интриг и скучных династических браков. Потому, например, фантастическое прозрение Мстислава Безокого и брата его Ярополка, старших внуков Юрия Долгорукого, ослеплённых по требованию владимирцев Всеволодом Большое Гнездо, самым младшим сыном оного же Долгорукого, – прозрение, совершившееся после усердной молитвы в церкви Бориса и Глеба на Смоленщине, – могло с равной степенью вероятности быть как красочным финалом политического спектакля, так и подлинным чудом. Причём чудо – оно на то и чудо, чтобы происходить внезапно, когда его не ждут и уж тем более не делают послушным орудием своих интересов. Так что когда Ростислав «Изгой» Владимирович нарекает старшего сына Рюриком, призывая на свою голову славу, власть, благословение основателей династии и прочие плюшки, то получает он мучительную гибель от яда и унижение своих сыновей, включая смерть того самого первенца Рюрика бездетным. А вот когда спустя столетие тёзка его Ростислав Мстиславич Смоленский решает вернуть имя «Рюрик» в родовой антропонимикон, то выходит из этого невинного желания… Впрочем, о том, что из этого выходит, надо бы говорить по порядку.
Read more
Татьяна Волоконская
Пути передачи родовых имён из одной великокняжеской ветви Рюриковичей в другую, а также сопутствующая этой передаче трансформация смысловой нагрузки самого имени лучше всего прослеживаются на примере антропонима «Игорь». После своего первого носителя – то ли сына, то ли не сына легендарного Рюрика-основателя, а также персонального древлянского бабая – это имя, как мы помним, в течение нескольких поколений пылилось невостребованным в запасниках Кунсткамерыкняжеского антропонимикона, пока не было извлечено на свет Ярославом Мудрым для младшего отпрыска. Два значения, которые имел выбор этого имени, оказывались одно неудобней другого: во-первых, маркировались претензии «младшего» по родовому статусу Ярослава на полноценное обладание наследием династии, у истоков которой стоял Игорь Рюрикович, а во-вторых, обозначалось обновление семейных связей рода с варягами, из которых «ославянившийся» варяг Ярослав взял себе супругу – шведскую принцессу Ингигерд. Тем не менее расчёт Ярослава, видимо, оказался верным и полностью подтвердил справедливость данного ему прозвания: взятые в сумме, эти значения провоцировали куда меньший скандал, чем могло бы произвести каждое из них по отдельности, поскольку взаимно нивелировали друг друга. Противники варяжского влияния на киевского правителя имели все основания видеть в имени младшего княжича заявку на укрепление легитимности и самостоятельности юной династии, а блюстители родового старшинства – невинную отсылку к антропонимикону материнского клана, малозначимую для Рюриковичей в целом – ввиду низкого положения Игоря Ярославича на родовой лествице. Ну а за правильную «настройку оптики» в рядах той и другой партии отвечала сильная политическая воля самого Ярослава, только что продемонстрировавшего в братской междоусобице, что радикальных методов борьбы с несогласными он не чурается.
Read more
