Татьяна Волоконская
Судьба полоцкой ветви Рюриковичей представляет собой вереницу головокружительных кульбитов, которые в летописях освещаются не то чтобы охотно – и уж точно противоречиво. Изяслава Владимировича летописцы аттестуют как человека умного, кроткого и склонного более к книжному делу, нежели к военным распрям. Вроде бы такой характер достаточно убедительно объясняет, почему «сосланный» в Полоцк Изяслав так спокойно мирился со своим изгнанием и не предпринимал никаких попыток реабилитироваться. Более внимательный взгляд на ситуацию, однако, демонстрирует, что и со ссылкой-то этой всё было не так однозначно.
Во-первых, Изяслав отнюдь не заперт в стенах Полоцка, ни даже в пределах полоцкого удела. Найденная в Новгороде печать, атрибутируемая этому сыну Владимира, свидетельствует, например, что полоцкий князь то ли появлялся лично в новгородской земле, то ли, по крайней мере, имел с ней тесные политические либо семейные сношения. Если вспомнить, что по праву старшинства именно Изяслав должен был получить новгородский стол после смерти Вышеслава, но был (якобы по причине непреходящего отцовского гнева) этого стола лишён, начинаешь несколько сомневаться в непримиримости Владимира, коль скоро он допускает сына туда, откуда официально его изгнал. Во-вторых, не забывает киевский князь старшего сына и при составлении завещания. Сам Изяслав уходит из жизни прежде отца – в 1001 году, а ещё через два года умирает его старший сын Всеслав, так что в завещании Владимира фигурирует младший – Брячислав, получающий вдобавок к полоцкому уделу город Луцк. Это, помимо всего прочего, ещё и несомненное нарушение лествичного порядка наследования власти, согласно которому после смерти Изяслава полоцкая земля должна была достаться кому-то из его младших братьев, а никак не напрямую сыновьям. Кажется, вполне очевидно, что великий князь, несмотря на официальные заявления (если они вообще были), совсем не торопится вычёркивать полоцкую ветвь из списка своих наследников.