Нестор Махно в амплуа лирического героя

Нестор Иванович Махно немало воевал на территории бывшей Украины и на Донбассе. Но запомнился он не только как политик, анархист и революционер, но и как лирический герой и даже поэт.

Нестор Иванович не был красавцем — пишет Андрей Кривцун. Невысок, узкоплеч, «с каким-то плоским, немножко обезьяньим лицом» (характеристика одного из современников). И всё же сердечные битвы Махно были не менее драматичны, чем его сражения в степях Украины.

Вскоре после возвращения из Бутырки он женился на землячке Анастасии Васецкой, с которой познакомился накануне своего ареста. Они писали друг друга письма, Настя называла Нестора «солнышком». Когда поженились, варила любимому борщ на петушином мясе (как врач советовал), родила сына, который, впрочем, умер во младенчестве. Пару разлучила гражданская война. Во время наступления австро-немецких оккупантов и войск Центральной Рады Настя эвакуировалась в Саратов. Там до неё дошёл слух, что Нестор погиб. Она вновь вышла замуж. Свидеться им уже не судилось.

Потом у атамана был бурный роман с Марусей Никифоровой, женой польского анархиста Бжостека. Как и Махно, она получила 20 лет каторги за убийство урядника, но бежала из тюрьмы, сумела эмигрировать в Париж, вернулась после революции, чтобы сгинуть в пламени гражданской войны.

— Эту рыжеволосую красотку, которая любила ходить в кожаной куртке и с нагайкой, Нестор считал соратницей по борьбе, восхищался её преданностью идее анархии. Именно от Маруси он услышал слова, которых жаждал, но которых ему не говорила Настя: «Ты не такой, как все мы. На тебе печать Бога!» — уверял режиссёр Владимир Савельев, дядя которого был махновцем. — По приказу Троцкого Марусю вместе с её законным мужем повесили в Таганроге — в поле, на столбе. Похоронив их, Нестор поставил крест над могилой. Но мстить за бывших соратников не стал…

Наибольшую известность снискала последняя жена атамана — Агафья Андреевна Кузьменко, которая взяла после свадьбы с Махно имя Галина. Эта учительница — «красивая брюнетка, с очаровательными тёмными глазами и свежим, хоть и смуглым цветом лица» — ходила с мужем в атаки, строчила из пулемёта, перевязывала раны, казнила и миловала проштрафившихся бойцов его армии. «Матушка Галина» — величали её махновцы. И любили, как и батьку — «до безтями».

Вместе с Нестором Галина сполна хлебнула «прелести» эмиграции: тифозные вшивые бараки в румынском лагере для беженцев; польские застенки, где Кузьменко родила единственного ребёнка — дочь Елену; неприветливый Париж.

— Ради того, чтобы поддержать угасающие силы атамана, она вынуждена была работать без отдыха, — уверяет Савельев. — Галина была прачкой, чернорабочей в швейной мастерской… Сама перебивалась с хлеба на воду, чтобы покупать лекарства тяжело больному мужу.

Превращение дерзкого вожака в тихого домоседа, который занимался плетением тапочек из разноцветных веревок, был киномехаником, писал книги, убило любовь Галины. В 1927-м она развелась с Нестором, но поддерживала с ним дружеские отношения вплоть до смерти Махно в июле 1934 года. Батька, которого не взяли ни белая, ни красная пуля, сгинул в 45 лет от костного туберкулёза. Тело было кремировано, а урна с прахом замурована в стене колумбария кладбища Пер-Лашез, в ячейке под номером 6685. На последнем приюте атамана выбит неверный год рождения — 1889-й. Но почему-то никто этого до сих пор не исправил.

Галину с дочерью ждали принудительные работы в Германии, репрессии в СССР. Последняя жена атамана пережила его на 44 года и умерла в Казахстане, где отбывала ссылку.

Стихи Махно сильно напоминают лихие песни анархической вольницы и степного разгона, в общем, всего, что он так любил в этой жизни.

КОНИ ВЕРСТЫ РВУТ НАМЕТОМ…

Кони версты рвут наметом,
Нам свобода дорога,
Через прорезь пулемета
Я ищу в пыли врага.

Застрочу огнем кинжальным,
Как поближе подпущу.
Ничего в бою не жаль мне,
Ни о чем я не грущу.

Только радуюсь убойной
Силе моего дружка.
Видеть я могу спокойно
Только мертвого врага.

У меня одна забота,
Нет важней ее забот…
Кони версты рвут наметом,
Косит белых пулемет.

ОТВЕТ БОЛЬШЕВИКУ ДЫБЕНКО

Большевику не веря,
Кричали все в одно:
«Не ври как сивый мерин,
Мы все идем к Махно!»

ПРОКЛИНАЙТЕ МЕНЯ, ПРОКЛИНАЙТЕ…
Песня

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.

За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет.

И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись
Вы, кому я отдал свою жизнь?

В моей песни не слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.

Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.

Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить…
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.

Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал…

1921

Я В БОЙ БРОСАЛСЯ С ГОЛОВОЙ…

Я в бой бросался с головой,
Пощады не прося у смерти,
И не виновен, что живой
Остался в этой круговерти.

Мы проливали кровь и пот,
С народом откровенны были.
Нас победили. Только вот
Идею нашу не убили.

Пускай схоронят нас сейчас,
Но наша Суть не канет в Лету,
Она воспрянет в нужный час
И победит. Я верю в это!

1921

Источник

Читать далее

Дидактическое-хтоническое повествование о жадном шахтёре и шахтном духе

Один сезонный рабочий отработал осень и зиму на рудниках, заработал деньжат и вернулся к себе домой, в село Айдарское. Обрадовал семью свою, что жив остался, детишкам гостинцы раздал. В первый же торговый день сходили с женою на базар и купили себе корову Зорьку. По весне и хату новую саманную поставили. Огородик свой вспахали, выращивать стали все, что первоочередное для жизни, для прокорма требуется. Жить бы да радоваться. Но как-то летом набрела на их подворье старая побирушка, настоящая химера черная.

– Подайте, Христа ради, немощному человеку, что можете, – запричитала.

Не понравилось хозяевам что-то в этой старухе, подали ей только небольшую краюху хлеба и выпроводили со двора. Старуха разозлилась на это, уходя, как настоящая вещунья, предсказание оставила:

– Будешь ты, человече, жить да бока пролеживать, куркуль несчастный! Будут тебе сны вещие, как ты их поймешь, так и сложится жизнь твоя. Или как сыр в масле кататься будешь, или же опохмелка тебе будет горькая.

С этой же ночи пошли человеку сны необычные. Не иначе, как старуха-побирушка покой взбаламутила.

Видится ему, во-первых, что снова на шахту на заработки он пришел. Углекопских дружков своих прошлогодних встретил, веселятся, встрече радуются, горькую водку пьют.

В другую ночь обнаружил себя в забое, уголек обушком скалывающим. Работа – сплошное удовольствие, нет ни боли, ни усталости.

В третью ночь привиделся мужику какой-то старикашка ужасный, черный да неопрятный. Присмотрелся, а это крепильщик Шубин, шахтным лешим преобразившийся. Упрекать старик стал, не гоже, мол, с рудника уходить, дружков закадычных не уважать, радости общие забывать.

Попробовал мужик отговориться от Шубина:

– Тяжело мне в твоих кладовых, в забоях шахтных. Рукам неподъемно, плечам непомерно, ноги ноют, голова кружится.

Шубин смягчился, простил мужика, помиловал и пообещал, что одарит он холопа своего по-царски. Но только при встрече в забое, куда надо бы вернуться.

Утром мужик проснулся, очнулся и стал в дорогу на рудники собираться. Дети притихли, жена запричитала:

– Не покидай нас, батюшка, запасы у нас есть, зиму хорошо перезимуем.

– Не скулите, – сказал, – к весне, к посевной, вернусь.

И в этот же день ушел в Шубинку. Добравшись до шахты, оформился на работу забойщиком и сразу в глубину спустился. С охоткой взялся за работу, обушком замахнулся уголек срубить, вдруг кто-то за руку его придержал. Присмотрелся – а это Шубин ужасный.

– Постой-ка, молодец ты, что воротился, будет мне с кем про жизнь гутарить. За это я тебе помогать стану, выработка твоя будет поболе, чем у других. И стараться не надо, можешь так себе, шаляй-валяй, поворачиваться, даже вздремнуть-поспать можешь. Только никому не говори ничего, помалкивай.

Так и пошло с этого дня – мужик ни шатко ни валко в забое ворочался, уголек сам по себе на-гора шел, крепь ровнехонькая со стойками и затяжками выстраивалась, полоска за полоской – уступ снят. Горный мастер, а за ним и десятник диву даются, только молча выработку замеряют. Завершился один день, второй, а когда получка подошла, так мужик во много раз больше, чем остальные, получил. «Если дело так пойдет, то с такими заработками я и сам хозяином стану, шахту свою открою», – стал думать.

Так и пошло – ни пить, ни гулять мужик себе не позволяет, от дружков откололся, знай только в забое уступ за уступом, лаву за лавой чешет-рубит. Получку получит и у себя в каморке в потаенное место прячет. Гордый ходит, хорохорится, ни на кого не глядит. Только с Шубиным время от времени в забое про жизнь удачливую общается. Попервах благодарил Шубина, а потом забываться стал, возгордился за себя, какой он рукастый да сметливый. Даже Шубин стал удивляться его переменам:

– Изменился ты, не надо бы так. Норовом потише будь, с товарищами помирись. Может, кто бедствует, копейкой помог бы. Деньги-то у тебя дармовые, мною поспособствованные.

– Будя учить-то меня, чертяка! – со злобой ответил мужик.

– Ну-ну! – расстроено вздохнул Шубин и тенью исчез в темноте, во владениях своих.

Вскоре подходит к мужику один из товарищей его, который на дальнем, очень сложном, забое рубит. Приболел он малость, выработка упала, домой в семью уже какую неделю передать нечего.

– Позычь, будь другом, два целковых, семье передачу надо сделать. Через недельку-другую отудоблю, выработка улучшится, я тебе возверну.

Разозлился мужик, незачем ему делиться с кем-то, не будет он таким простодушным:

– Бог позычит, отойди от меня!

После этого разговора собрался мужик на смену, спустился в забой, обушок в руки взял. Ударил им по пласту угольному, а он не крошится, как железный стоит, только искры посыпались. Как ни старался – не ломится уголь. Позвал в отчаянии Шубина, беду свою показывает.

– Это твоих рук дело! За что же ты со мной так?

– У товарищей своих спроси, в чем здесь дело, – ответил Шубин и исчез бесследно.

Смотрит мужик на товарищей, а у них дело ладно идет, никаких проблем нет.

Товарищи заметили его смятение, стали смеяться. Выскочил он на поверхность, даже без расчета домой засобирался. Оделся, сунул руку в потаенное место, чтобы деньги в карман переложить, а там вместо денег – опилки какие-то трухлявые. От неожиданности и от удивления оторопел мужик, чуть кондрашка его не хватила. Слава богу, что на самом дне нащупал немножко настоящих денег, не шубинских.

Поделом ему, гонористому такому. Не надо лодырничать да на дармовую деньгу зариться. Не надо товарищей гнобить и в беду затаптывать.

М. Лебедь. 

  Источник

 

Читать далее