kinopoisk.ru
«Его звали Роберт» (1967, СССР, реж. Илья Ольшвангер)
Подзабытый советский фантастический фильм. Я стала его смотреть, чтобы сравнить впечатления от фильма о роботе эпохи 60-х и современного – отмеченного многими наградами британского «Из машины», речь о котором пойдет в следующий раз.
Первое впечатление – очень милая, наивная до прямолинейности реплика в споре «физиков» и «лириков». Приятно посмотреть на молодого Стриженова, который играет там две роли – робота и его создателя, полюбоваться прелестнейшей Марианной Вертинской, а заодно и узнать, кто такой Марсель Марсо, а то для многих это уже загадка. И конечно, окунуться в атмосферу 60-х — простор, чистота, наивная, доверчивая окрыленность…
Для планируемого в будущем полета на Вегу в ленинградской лаборатории молодой честолюбивый ученый со своими помощниками создает человекообразного робота – по своему образу и подобию. В целях исследования его возможностей ученый решается на эксперимент – выпустить робота «в жизнь», понаблюдать, как он будет вести себя среди людей, заняв на какое-то время ячейку своего создателя в социуме. В результате этого эксперимента робот, отчаянно стремящийся понять людей, почувствовать то, что чувствуют они, «пытается совершить невозможное» и едва не гибнет (едва не разрушается, конечно же!), оказавшись по факту человечнее своего создателя, этой жажды понять и расслышать лишенного. Задумавшийся ученый приходит к выводу, что «на Вегу лететь должен все-таки человек». Нам это не показано, но по общему тону концовки в сочетании с названием фильма зрителю становится понятно: эксперимент закончен, того, кто так стремился понять людей, все-таки разобрали на запчасти.
Не самое глубокое произведение о роботах; 60-е, для которых это была одна из любимейших тем, знали глубже, острее и пронзительнее.
Но пока я смотрела, меня то и дело посещало странное чувство, что это вроде как даже и не совсем о роботах, а может – и вовсе не о них. И звучащее в начале и конце в легкой песенке: «А у тайн – особые права.» — является, быть может, ключом к размышлениям более серьезным, чем спор «физиков» с «лириками».
Щемящая деталь: с самого начала своего бытия вне лаборатории Роберт, знающий свое назначение, знающий, что он робот, проявляет странное пристрастие к механическим игрушкам – отбирает их у детей, бережет, держит при себе. Стремление мыслящего существа найти себе подобных, узнать себя в них, а их – в себе, приблизить, защищать и оберегать…
Позже он ринется в клетку к тигру, чтобы спасти брошенного туда ребенком матерчатого петрушку – из тех, что надеваются на руку, как перчатка. И будет всюду носить с собой. «Он – такой же, как я, — объяснит робот людям, шевеля пальцами с надетой на них игрушкой, — только более примитивный.» И ради такого же, как он, только более примитивного, не задумываясь, рискнет существованием.
И отчаянные, решительные, полные жадной надежды глаза героини Марианны Вертинской, когда она приказывает роботу, требует от него – сломать барьер, почувствовать, услышать, понять людей.
Немолодого коренастого усатого дядечку, из тех, для кого жизнь — выпить, закусить и по мелочам подгадить ближнему, в силу недоразумения все окружающие посчитали роботом.
— Они говорят, что я – модель, — горько жалуется он роботу настоящему.
— Ты – устаревшая модель, — бескомпромиссно отвечает тот. И с огромной убежденностью: – Мы должны приносить людям пользу.
— Это точно? – внезапно упавшим, странным голосом спрашивает Усатый. Михаил Пуговкин, игравший эту вроде бы вполне комедийную роль, не пошел на поводу у внешней забавности диалога и драматически углубил его. Зрителю понятно, что персонаж вдруг оглянулся на свою жизнь – и чего-то важного в ней не нашел.
— Сто процентов! – твердо отвечает робот.
…Утомившийся от переживаний Усатый задремал рядом с чистильщиком обуви на его скамеечке. «Спите, бездельники?» — внезапно раздался над ним голос, и на ящик опустилась нога в модном ботинке. Оглянувшись на продолжавшего спать чистильщика, Усатый вдруг с ликующей радостью новоприобретенного смысла восклицает: «Мы должны помогать людям!» — и с энтузиазмом хватается за щетки.
И странная концовка. В самом начале фильма была забавная сценка: Роберт, которому девушка в театре приказала смотреть на нее, раз за разом вставал зажигать гаснувшую театральную люстру: как смотреть без света?
И вот снова театральный зал. Роберта нет. А погасшая было люстра разгорается вновь. Смущенно поднимается Усатый. Получается, ему тоже кто-то приказал смотреть – не на мима на сцене, а на людей, сидящих в зале? Но кто? И каким образом Усатый мог зажечь свет, сидя в середине зала? А если не он – то кто же?
И с чего мне вдруг примерещилось, что в забавную фантастическую комедию прорываются тайны – те, что на особых правах?
