Ольга Валькова
Кажется, что время войны — тем более, такой жестокой, воистину войны на выживание нашего народа, какой было Великая Отечественная, войны с предельно жестоким противником – должно быть временем сужения смыслов. «Выжить и победить!» — таким нам сейчас представляется мироощущение людей того времени. Издалека воображение (особенно воображение тех, кому довелось жить в девяностые) рисует жесткую спартанскую эпоху выживания суровых людей, лишенных сантиментов.
Тем более, что поздняя (начиная со второй половины 70-х) литература о войне охотно поддерживает этот образ – и чем дальше по времени, тем сильнее.
Вот только художественные произведения самой военной эпохи, начиная с песен и заканчивая фильмами, дают нам совершенно иную картину.
«Воздушный извозчик» — фильм, поставленный режиссёром Гербертом Раппапортом в эвакуации в Алма-Ате в 1943 году. Автор сценария — Евгений Петров (да, тот самый).
Немудрящий, трогательно-наивный музыкальный фильм о любви и войне, поставленный во время войны для воюющих людей по сценарию военного корреспондента, погибшего, не дождавшись премьеры, наполнен аллюзиями и отсылками к культурным смыслам настолько плотно, что это сделало бы честь любому интеллектуальному шедевру нашей эпохи.
Итак. Предвоенное время. Юная, начинающая оперная певица (Людмила Целиковская) во время воздушного перелета с вынужденной посадкой знакомится с командиром воздушного судна – суровым, неразговорчивым, много испытавшим мужественным человеком с (да, да, вы угадали!) трубкой во рту (Михаил Жаров). Пояснять, насколько классична эта завязка «корабельного романа», я думаю, не надо. Зритель сразу же оказывается в атмосфере образов своего довоенного романтического детства – Жюль Верн, Грин, Джек Лондон…
Между ними происходит такой разговор.
Певица: «Я ведь начинающая певица, столько раз проваливалась. Даже хотела бросить, но не могу — так хочется петь! Вот кажется – летишь на небо, и вдруг – трах об землю: никому не нравится!»
Капитан: «Летишь на небо и вдруг трах об землю? Знаю, случалось.»
Певица: «И что же?»
Капитан: «Соберешь косточки – и снова летишь.»
Певица: «И снова падаешь?»
Капитан: «И снова летишь.»
Диалог, вполне органично смотревшийся бы в западном интеллектуальном романе – там очень развита тема упорства, провалов и успеха в творчестве. Достаточно вспомнить «Мартина Идена», очень хорошо знакомого предвоенному советскому читателю. Да и мысль об общности творчества и полета, внутренней близости летчика и артиста тоже не от Ричарда Баха впервые прозвучала.
Вот капитан приходит в оперный театр. Там дают «Паяцев» Леонкавалло. Для советского человека той эпохи вещь вполне знакомая, освоенная: кто не ходил в оперные театры, вполне мог послушать через репродуктор, такие уж тогда были программы на радио. «Что ж, ты разве человек? Нет, ты паяц!» — и глаза певца (по сюжету – эгоистичного, пустого, избалованного человека; персонаж, близкий к комическому (Григорий Шпигель)) крупным планом: огромные, бездонные, полные подлинной боли. Вечная тема соотношения личности и таланта дана вскользь, легким штрихом – но дана.
Арию исполнял певец Арнольд Азрикан, лауреат Сталинской премии. Очень сильное исполнение, насладиться которым нам, к сожалению, мешает скверная сохранность звука. Но зрители военного 1943-го года включались в эстетическое переживание вполне.
Тема взаимоотношений людей искусства и тех, для кого это искусство предназначено, проходит через весь фильм. Серьезно: восхищенные, просиявшие внутренним светом лица крестьян и летчиков, для которых прямо в поле поет молодая артистка; театр военного времени, заполненный людьми в форме, быть, может, прямо со спектакля отправляющимися на фронт. Иронично: толпы фанаток (а кто-то думает, что тогда их не было?), преследующих известного певца.
Кульминация, ключевая сцена фильма. Война. Летчик вывозит раненых из окружения через линию фронта. Туман, радиомаяки не работают. Капитан направляет воздушное судно по радиопередаче из Москвы – летит на голос любимой, исполняющей арию Лизы из «Пиковой дамы», вечный голос тоскующей любви.
Все аллюзии, порождаемые этим сюжетным ходом, просто невозможно перечислить.
Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Сейчас говорят, что сражение наших воинов за Пальмиру, сражение за культуру – впервые в истории. Это не совсем так. В той войне советский человек сражался не только с теми, то пришел на его землю убивать. Он сражался со злом, сжигавшим тома Томаса Манна и Гейне, – и помнил об этом. Вся культура мира принадлежала ему – хотя бы потому, что он был тем единственным, кто встал на ее, именно ее защиту.
«Автора!» — готов закричать зритель. Но автор не выйдет раскланяться перед погасшим экраном. Там тоже был самолет, летевший в тумане через линию фронта. Не долетел.
