Один сезонный рабочий отработал осень и зиму на рудниках, заработал деньжат и вернулся к себе домой, в село Айдарское. Обрадовал семью свою, что жив остался, детишкам гостинцы раздал. В первый же торговый день сходили с женою на базар и купили себе корову Зорьку. По весне и хату новую саманную поставили. Огородик свой вспахали, выращивать стали все, что первоочередное для жизни, для прокорма требуется. Жить бы да радоваться. Но как-то летом набрела на их подворье старая побирушка, настоящая химера черная.
– Подайте, Христа ради, немощному человеку, что можете, – запричитала.
Не понравилось хозяевам что-то в этой старухе, подали ей только небольшую краюху хлеба и выпроводили со двора. Старуха разозлилась на это, уходя, как настоящая вещунья, предсказание оставила:
– Будешь ты, человече, жить да бока пролеживать, куркуль несчастный! Будут тебе сны вещие, как ты их поймешь, так и сложится жизнь твоя. Или как сыр в масле кататься будешь, или же опохмелка тебе будет горькая.
С этой же ночи пошли человеку сны необычные. Не иначе, как старуха-побирушка покой взбаламутила.
Видится ему, во-первых, что снова на шахту на заработки он пришел. Углекопских дружков своих прошлогодних встретил, веселятся, встрече радуются, горькую водку пьют.
В другую ночь обнаружил себя в забое, уголек обушком скалывающим. Работа – сплошное удовольствие, нет ни боли, ни усталости.
В третью ночь привиделся мужику какой-то старикашка ужасный, черный да неопрятный. Присмотрелся, а это крепильщик Шубин, шахтным лешим преобразившийся. Упрекать старик стал, не гоже, мол, с рудника уходить, дружков закадычных не уважать, радости общие забывать.
Попробовал мужик отговориться от Шубина:
– Тяжело мне в твоих кладовых, в забоях шахтных. Рукам неподъемно, плечам непомерно, ноги ноют, голова кружится.
Шубин смягчился, простил мужика, помиловал и пообещал, что одарит он холопа своего по-царски. Но только при встрече в забое, куда надо бы вернуться.
Утром мужик проснулся, очнулся и стал в дорогу на рудники собираться. Дети притихли, жена запричитала:
– Не покидай нас, батюшка, запасы у нас есть, зиму хорошо перезимуем.
– Не скулите, – сказал, – к весне, к посевной, вернусь.
И в этот же день ушел в Шубинку. Добравшись до шахты, оформился на работу забойщиком и сразу в глубину спустился. С охоткой взялся за работу, обушком замахнулся уголек срубить, вдруг кто-то за руку его придержал. Присмотрелся – а это Шубин ужасный.
– Постой-ка, молодец ты, что воротился, будет мне с кем про жизнь гутарить. За это я тебе помогать стану, выработка твоя будет поболе, чем у других. И стараться не надо, можешь так себе, шаляй-валяй, поворачиваться, даже вздремнуть-поспать можешь. Только никому не говори ничего, помалкивай.
Так и пошло с этого дня – мужик ни шатко ни валко в забое ворочался, уголек сам по себе на-гора шел, крепь ровнехонькая со стойками и затяжками выстраивалась, полоска за полоской – уступ снят. Горный мастер, а за ним и десятник диву даются, только молча выработку замеряют. Завершился один день, второй, а когда получка подошла, так мужик во много раз больше, чем остальные, получил. «Если дело так пойдет, то с такими заработками я и сам хозяином стану, шахту свою открою», – стал думать.
Так и пошло – ни пить, ни гулять мужик себе не позволяет, от дружков откололся, знай только в забое уступ за уступом, лаву за лавой чешет-рубит. Получку получит и у себя в каморке в потаенное место прячет. Гордый ходит, хорохорится, ни на кого не глядит. Только с Шубиным время от времени в забое про жизнь удачливую общается. Попервах благодарил Шубина, а потом забываться стал, возгордился за себя, какой он рукастый да сметливый. Даже Шубин стал удивляться его переменам:
– Изменился ты, не надо бы так. Норовом потише будь, с товарищами помирись. Может, кто бедствует, копейкой помог бы. Деньги-то у тебя дармовые, мною поспособствованные.
– Будя учить-то меня, чертяка! – со злобой ответил мужик.
– Ну-ну! – расстроено вздохнул Шубин и тенью исчез в темноте, во владениях своих.
Вскоре подходит к мужику один из товарищей его, который на дальнем, очень сложном, забое рубит. Приболел он малость, выработка упала, домой в семью уже какую неделю передать нечего.
– Позычь, будь другом, два целковых, семье передачу надо сделать. Через недельку-другую отудоблю, выработка улучшится, я тебе возверну.
Разозлился мужик, незачем ему делиться с кем-то, не будет он таким простодушным:
– Бог позычит, отойди от меня!
После этого разговора собрался мужик на смену, спустился в забой, обушок в руки взял. Ударил им по пласту угольному, а он не крошится, как железный стоит, только искры посыпались. Как ни старался – не ломится уголь. Позвал в отчаянии Шубина, беду свою показывает.
– Это твоих рук дело! За что же ты со мной так?
– У товарищей своих спроси, в чем здесь дело, – ответил Шубин и исчез бесследно.
Смотрит мужик на товарищей, а у них дело ладно идет, никаких проблем нет.
Товарищи заметили его смятение, стали смеяться. Выскочил он на поверхность, даже без расчета домой засобирался. Оделся, сунул руку в потаенное место, чтобы деньги в карман переложить, а там вместо денег – опилки какие-то трухлявые. От неожиданности и от удивления оторопел мужик, чуть кондрашка его не хватила. Слава богу, что на самом дне нащупал немножко настоящих денег, не шубинских.
Поделом ему, гонористому такому. Не надо лодырничать да на дармовую деньгу зариться. Не надо товарищей гнобить и в беду затаптывать.
М. Лебедь.
