В Донецкой народной республике прошел литературно-бардовский фестиваль «Большой Донбасс», пишет «Журналистская Правда».
Впечатлил он, конечно, по всем фронтам. И по уровню, и по организации…
Когда я была моложе и лучше, войны не было, а государство Украина было похоже намилого ленивого котика, а не на хтоническое чудовище Йормунганда, я успела насмотреться (и поучаствовать) на украинские поэтические фестивали. Они так меня впечатлили, что когда я поняла, что это не разовый факап, а система, я перестала участвовать в литературных фестивалях вообще (не только украинских) на семь лет.
(Не знаю, может, это потом прошло, но тогда была мода на слэм-формат, что, безусловно, сказывалось на качестве околопоэтического перформанса, но отрицательно — на качестве текстов).
Вернемся к «Большому Донбассу».
Организаторы, Владислав Русанов и Владимир Скобцов, провернули потрясающую работу. Во-первых, на фестивале можно было увидеть и послушать легендарных совершенно гостей из России: Евгения Лукина (бард, фантаст) и Андрея Лазарчука (фантаст). Да и многие другие приглашенные показали высокий класс. Это барды Сергей Матвеенко (Москва) и Алексей Нежевец (Минск), поэтесса Ольга Старушко (Москва) и другие.
Во-вторых, отлично была составлена программа. Правда, донецкая погода умудрилась существенно испортить финал — гала-концерт на открытой сцене в парке имени Щербакова состоялся под проливным дождем.
Зато фактически стартовал фестиваль потрясающим концертом Евгения Лукина. Лукин уже видел одну войну — в Приднестровье. И песни двадцатилетней давности очень, очень больно звучат в сегодняшнем дне.
Вот оплот сепаратизма — детский сад.
Перекрытия лохмотьями висят.
Как в копеечку легли десятки мин.
Хорошо с пристрелкой было у румын.
Я бреду через Бендеры наугад
под внимательными взглядами солдат,
а над нами, как изваянная злость,
заводской трубы обглоданная кость.
Нет в округе неисклеванной стены.
А окошки-то уже застеклены.
Страшновато и нелепо вместе с тем —
будто стекла оказались крепче стен.
Тут и там асфальт расплескан, тут и там.
А за мною сумасшедший по пятам.
— Ты! Турист! — кричит. — Гляди, куда забрел!
Где ж ты был, когда бомбили нас, орел?..
Но послушай, да ведь я ж не виноват,
что ни разу не попал в подобный ад,
не свихнулся и не выгорел дотла, —
просто очередь до Волги не дошла.
По Бендерам, по Бендерам — в никуда,
в предстоящие, пропащие года…
По Бендерам, где грядущее страны
тупо смотрит из проломленной стены.
Была презентация новых книг Андрея Лазарчука. Была организованная для гостей поездка в Горловку и Углегорск, по местам разрушений. Была экскурсия на Саур-могилу.
Еще один интересный и неожиданный момент — наличие в ДНР собственных авторов, которые пишут действительно хорошо. Без скидок, я имею в виду, понятно, что некоторым читателям любая асадовщина понравится, лишь бы патриотичненько написано было. Так вот, в Донецке есть хорошие авторы.
Из фантастов это Владислав Русанов, из поэтов — Анна Ревякина и Александр Сигида-младший (коварно экспроприированный у соседней Луганской народной республики). Впрочем, у Луганска осталась Елена Заславская, которая на фестиваль тоже приехала.
Сильное, в общем, впечатление оставил «Большой Донбасс». Он действительно оказался на порядок круче среднего украинского довоенного фестиваля.
В заключение, пожалуй, процитирую понравившихся поэтов, чтобы вы убедились, что статья — не пропаганда, а чистейшая правда.
Ольга Старушко
— …Вы простите, что с личным я:
в списках здесь
тридцать тысяч — без отчества.
Вероятно,
есть его фамилия.
Имя есть.
Я отца своего тут искал.
Лопатина.
Если можно,
я вот что у вас хотел
уточнить:
способен ли кто в архивах
между сотен фамилий
на букву «Л»
обнаружить,
пока мы помним и живы,
пусть не отчество — адрес,
откуда был
призван он.
И сразу станет понятнее:
там в деревне у нас из любой избы
ты кого ни возьми — это мы, Лопатины…
Старика провожает экскурсовод.
Солнце в мае слепит глаза,
но не греет.
Двадцатиметровый бетонный свод.
Тридцать
пятая
батарея.
Этот батюшка,
в чёрном,
седой,
худой,
слушал молча,
лишь горбил сильнее плечи.
И спросил ещё:
правда, что под водой
здесь стояли погибших тела,
как свечи —
вертикально —
что не было места вдоль
берегов,
чтоб не в море,
а в землю лечь им?
— Я о них и у старца просил молитв:
за отцов,
за немыслимые утраты
пусть Россию когда-нибудь
бог простит…
Он ответил:
уже простил.
В сорок пятом.
Анна Ревякина
Кто читает все эти чёртовы сводки?
Налей мне водки, промой мои раны,
мы с тобой в подвале сидим, как в подводной лодке
имени русой Марии, имени плачущей Анны.
Наша лампа-лампочка, наша маленькая лампада,
жёлтая, жуткая, внутриматочная спираль мира.
Не гляди на меня, Мария, я боюсь твоего взгляда,
помолчим, Мария, здесь каждое слово — гиря.
Наш подвал укромен, четыре стены и стулья,
а ещё эти полки с помидорами-огурцами.
Нас подвал уменьшает, съёживает, сутулит,
мы становимся даже не сёстрами — близнецами.
А на завтра сводки, от которых мне сводит душу,
а на завтра снова учиться ходить по краю.
Мы идём по улице — два морячка по суше,
мы с тобою ещё ни разу не умирали.
Александр Сигида
Повелители войны
В серых сумерках времён
Хлынут в сердце страны
Декадентских племён
На фундаменте былых
Империй — их господство
Навязать свою культуру —
Метод превосходства
Разрывая плоть химер
В самом лучшем мире, снова,
Ради славы эфемерной
Вновь идут в поход крестовый
Завоеватели
Твоей державы
Славы обладатели
И знамён кровавых
Елена Заславская
В городе, который любила,
33 дубочка-сыночка
И калинку-дочку
Настенька посадила.
Ни дождем, а огнем
Умываясь,
Запылал светлый город ее,
Будто свечечка восковая.
Под страшным обстрелом
От огненных жал свинца
Сгорели, сгорели, сгорели
Настинькины деревца.
Голоса, соловьи и травы,
Листопад, звездопад и ветер —
Снятся настинькиным деревьям,
Если, конечно, верить,
Что мертвые видят сны.
А Насте снится её дубрава,
Листопад, звездопад и ветер,
Голоса, соловьи и травы,
И снова травы и соловьи.
Анна Долгарева
