От редакции:
Как ранее сообщал "Одуванчик" в январе увидел свет сборник «Четверть века с философией», посвященный 25-летию Философского монтеневского общества. В сборнике представлены статьи разных лет, как написанные по сделанным докладам, так и не прозвучавшие пока в реальности, но созданные в русле осаждавшихся на заседаниях идей.
Презентация книги состоится завтра, 10 февраля, в 14:00 по адресу кв. Молодежный, 20а, 2-й корпус Далевского университета, аудитория 111.
А пока мы предлагаем вам ознакомиться с некоторыми статьями, опубликованными в сборнике.
Евгений Гнатенко
доклад на конференции в Белгороде 2013-го года, опубликованный в сборнике ИФРАН
Проблема народного единства не является новой. Единство есть всем понятный образ силы, способности осуществлять что бы то ни было – от амбициозных проектов переустройства общественной жизни до обычного созидательного труда. Сложно найти тех, кто за последние 100-150 лет не задумывался о проблеме единства в её социальной экспликации: философы, социологи, политики и даже поэты. Кажется, все, кому положено выражать в своем творчестве народные думы и чаяния – все говорили и писали об этом. Достаточно вспомнить отечественную философию всеединства В.С. Соловьёва в её развитии вплоть до солидаризма С.Н. Левицкого и эмигрантских проектов И.А. Ильина по переустройству России, социологические теории разделения труда, восходящие к А. Смиту и Г. Спенсеру. Один из самых известных политических лозунгов XX века призывает к единству: «Proletarier aller Lueder, vereinigt euch!», поэты-революционеры тоже не забывали о единстве народа, среди самых известных – В.В. Маяковский со своей поэтизацией партийного единства: «Единица – вздор,/ единица – ноль…» и романтик латиноамериканского социализма Серхио Ортега с его «El pueblo unido jamas sera vencido».
Современная политическая жизнь стран постсоветского пространства тоже наполнена риторикой единения. Болезненный распад СССР, положивший конец иллюзиям о «новой исторической общности» – советском народе, обернулся системным кризисом идентичности в странах-осколках исторической России (об этом речь шла на круглом столе директоров институтов философии «Общие культурные основы в национальном самосознании народов стран СНГ и Балтии», который проводился в рамках Всемирного дня философии ЮНЕСКО в 2009 г.). В поисках нового единства политические партии и блоки часто включают в свое название указание на единство новых стран («Единая Россия», «За единую Украину» и т.п.), на государственном уровне возникли праздники, связанные с по-новому понимаемой историко-географической самоидентификацией (День народного единства в России с 2005 г., Праздник единства народа Казахстана с 1996 г., День Соборности на Украине с 1999 г.).
Проблема единства народа постоянно возникает в статьях участников цикла конференций ИФ РАН, посвященных проблемам российского самосознания, которые ежегодно проводятся с 2006 г.
Наука подходит к вопросу о единстве по-преимуществу аналитически, поэтому научные формулы единства как правило выстраиваются от части к целому, яркий пример тому – социологические теории солидарности, опирающиеся то на принцип разделения труда, то на стратификационное разделение общества, и доходящие до полного отрицания солидарности классов в теориях марксистского типа. В социально-политическом плане естественным порождением узкосциентистского взгляда на общество является революционная практика, являющаяся попыткой «снизу» устранить социальные противоречия путем уничтожения тех или иных частей социальной системы; либо практика циничного, макиавеллистического по сути своей, управления обществом «сверху» посредством откровенно манипулятивных технологий и социальной инженерии. Логичным выражением такого подхода является и принцип партийности в политике, где от постоянной борьбы партий (так легко переходящей к гражданскому противостоянию и гражданской войне) электорат зачастую вырабатывает в себе стойкое отвращение к политической жизни и становится равнодушно-безучастным к судьбе страны (по официальным данным ЦИК РФ явка избирателей на президентских выборах 2012 г. составила 65,3 %, по данным ЦИК Украины явка избирателей во втором туре президентских выборов 2010 г. составила 69,15 %).
Нравственный взгляд на проблему, в отличие от научного, пытается принципиально поставить во главу угла целое: единство личности, единство человеческой судьбы, человеческого поступка, именно тут оказывается уместным вопрос о смысле человеческой жизни в целом, а не того или иного действия или жизненного этапа. В.С. Соловьёв призывает не забывать, что «целое первее частей и предполагается ими», иллюстрируя свою мысль примерами из разных сфер жизни – от геометрии до человеческого общежития, «части всегда предполагают своё целое и подчинены ему». Нравственная сфера, иначе говоря – сфера должного. Секрет нравственного (как и истинного, и красивого) Соловьёв видит в правильном соотношении частных элементов мира друг ко другу и к целому, единому. «Когда, во-первых, частные элементы не исключают друг друга, а, напротив, взаимно полагают себя один в другом, солидарны между собою; когда, во-вторых, они не исключают целого, а утверждают своё частное бытие на единой всеобщей основе; когда, наконец, в-третьих, эта всеединая основа или абсолютное начало не подавляет и не поглощает частных элементов, а, раскрывая себя в них, дает им полный простор в себе, тогда такое бытие есть идеальное, или достойное, – то, что должно быть».
В общественном сознании существуют представления о разных типах народного единства. Один из самых распространенных – гомогенный тип единства, основанный на родоплеменной, национальной в этнографическом смысле общности людей, общности языка. Более сложные, структурно-функци-ональные модели единства предполагают, закладывают в основу, в фундамент народной жизни тот или иной обосабливающий принцип, который всегда оборачивается элитарностью и социальным конфликтом. Таковы классические социологические разделения общества на классы («богатых и бедных», «элиту и толпу» и т.п.). Но и на уровне повседневного общения мы знаем о том, что интеллигенция, люди науки видят зачастую себя своего рода особой кастой внутри общества, военные, офицеры нередко довольно резко отграничивают свой мир от мира «гражданских», и подобным «низовым» разделениям несть числа. Об этом предупреждает А.И. Солженицын, когда резюмирует жизненный путь Глеба Нержина, ставший для него одновременно и путём самопознания, и познания своего народа: «…народ – это не все, говорящие на нашем языке, но и не избранцы, отмеченные огненным знаком гения. Не по рождению, не по труду своих рук и не по крылам своей образованности отбираются люди в народ. А – по душе. Душу же выковывает себе каждый сам, год от году. Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то – крупицей своего народа».
Безусловно, речь не идёт здесь и об очень распространённом начиная с XIX в. типе национального, народного, псевдопатриотического самодовольства, с которым так боролся в своё время В.С. Соловьёв, и о чём не устаёт напоминать в своих многочисленных выступлениях Э.Ю. Соловьёв: «важнейшая нравственная задача всякого национального самосознания – это отречение от национального эгоизма и его застарелых грехов».
Какую же конкретную общественно-историческую форму может приобрести истинное народное единство?
Реальное, а не утопическое и мечтательное единство должно быть не изобретено человеческими силами, не создано в лаборатории философа, но опознано, узнано в окружающем нас мире, лишь тогда оно будет объективным. Это задаёт и философской, и нравственной мысли очень важный и подзабытый в век технологий императив – императив поиска.
Напротив, утопическое, мечтательное единство, существующее только на бумаге, в трактате ученого или философа, в силу своей абстрактности и «вымученности» оборачивается на деле тем, о чём предупреждал Гегель – гильотиной французской революции, катком репрессий большевизма, химерой «окончательного решения» болезненных социальных разделений и вопросов по принципу «нет человека – нет проблемы».
В.С. Соловьёв точно указывал, где он обнаруживает искомый идеал, в котором непротиворечивым образом соединяются личное, народное и общечеловеческое. Анализируя вторую, во многом уже в XIX в. забытую часть учения Конта, учение о le Grand Etre, «великом существе» – человечестве, Соловьёв указывает на то, что интуиции великого французского мыслителя реализуются в христианской Церкви. Конт, согласно Соловьёву, возродил под другим именем одну из старых и вечных истин: «основную истину о собирательной сущности или душе мира, простейшее имя которой по-христиански есть Церковь». Защищая Ф.М. Достоевского от обвинений в «новом христианстве», Соловьёв замечает: «Достоевский верил в человека и человечество только потому, что он верил в богочеловека и богочеловечество – в Христа и в Церковь… Только через Церковь можете вы сойтись и с народом – просто и свободно и войти в его доверие». Кажется, хороший совет для отечественных политиков на все времена. Достоев-скому и Соловьёву задолго до 1917 года было ясно, чем закончится попытка революционеров, «хотевших соединиться с народом и благодетельствовать ему помимо Церкви».
В Евангелии Христос на вопрос о том, какая заповедь для человека является главной, говорит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф, 22:37-39). В отличие от монологической этики Канта, евангельская мораль диалогична. Человек не может спастись без другого человека, без любви к нему. На этом и основана идея Церкви, как богочеловеческого социального организма, вмещающего в себя все частные формы человеческого единства и вводящего их в полноту и завершённость, которая уже – не от мира сего. Каждое локальное единство – семейное, народное, таким образом, не следует противопоставлять глобальному единству, целому, но рассматривать его как залог и прообраз, школу грядущего единства всех людей, школу человечности и в конечном счёте единства человека и Бога, Творца.
