Статья из Вестника Новгородского государственного университета № 73, 2013 год написана по материалам местных архивов ЧГК СССР. Посвящена военным преступлениям испанских солдат и офицеров во время оккупации в 1941-1942 гг.
Новгород
Сюжет для шпионского фильма
Часть третья
Ольга Валькова
Еще не прибиты 95 тезисов на дверях Замковой церкви в Вюртемберге.
Еще Кальвин не сообщил миру, что только богатые возлюблены Богом, а прочие — прокляты от начала времен.
Еще не началось кровавое месиво в Нидерландах.
Еще король Максимилиан только начинает собирать свою Римскую Империю, не подозревая, что уже очень скоро она превратиться в арену чудовищных по жестокости войн всех со всеми, а внуку его и правнуку предстоит судьба защитников последнего бастиона католической веры в Европе.
Этого всего еще нет.
Но липкая паутина уже расползлась по континенту, добравшись до самого заветного — сердца великой Православной державы.
В 1484 году новгородским епископом стал чудовский архимандрит Геннадий (Гонзов). Еще один удивительный человек удивительной эпохи. Нрав — упрямый, воля — стальная, вера — глубокая и горячая, интуиция — исключительная. Острый ум и образованность прилагаются.
Его появлению в Новгороде предшествовала довольно-таки печальная история.
Сюжет для шпионского фильма
Ольга Эдельберта
Часть первая
Рассказывают, что познакомились они в кабаке.
(Извечный ход всех шпионских фильмов: герои, слегка выпившие, весело-возбужденные и общительные, сидят за столиком, и к ним подсаживается некто любезный и к себе располагающий… Но почему-то мне кажется, что в данном случае так оно и было.)
Конечно, два молодых священника, имеющие семьи и приходы, в кабаки ходили не ради выпивки. Ходили за беседами, за новостями, поговорить и послушать, — благо, было что. Шел 1471 год, ожидание конца света, который, по всем подсчетам, должен был непременно состояться через двадцать лет, в 1492-ом, становилось уже напряженным. Это порождало болезненный, лихорадочный интерес к вопросам веры, а в Новгороде, где началась наша история, в силу его положения цивилизационного пограничья, — вдвойне и втройне. Религиозные споры, как некогда в Византии во времена арианской ереси, вспыхивали повсюду, даже на рынках и в банях. Впрочем, у Новгорода для напряженного ожидания, споров и всеобщего возбуждения были и другие, более земные и актуальные причины. Завершалось объединение Руси; Москва властно подбирала под себя территории — где по доброму согласию, где хитростью, а где и силой; дошла очередь и до новгородской торговой республики. Чернь в большинстве своем была за Москву: тамошние князья уже доказали, что защищать свои земли умеют, порядок устанавливают строго, да и единство по народу и вере для черных людишек, деловых интересов не имеющих, а значит, свободных выбирать "по душе", было не пустым звуком. Иное дело господа — ей объединение грозило потерей независимости, влияния, богатства.
Поэтому в среде влиятельных людей новгородских к 70-м годам созрел и начал осуществляться, при поддержке, естественно, заинтересованных сторон, заговор с целью полного "увода" Новгорода из Руси "в Европу". В 1470 году "свободный Новгород" попросил польского короля прислать из Киева на княжение князя Михаила Олельковича — формально православного, но тесно связанного с правящими домами Литвы и Польши, одного из претендентов на престол Великого княжества Литовского. Михаил прибыл с пышной свитой, состав которой призван был подчеркнуть европейскую просвещенность и широкую веротерпимость нового князя — всякой твари по паре, в том числе и трое евреев, роль которых при Михаиле была в высшей степени неясной.
Вот один-то из этих троих, жид Схария, и был тем приветливым и обходительным человеком, что присел за стол к молодым попам Алексею и Денису (Дионисию) в питейном заведении.