Одуванчик публикует окончание статьи  В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии». 

Начало

Продолжение

9. Миф о войне повлиял на формирование важнейших международно-правовых концепций, к числу которых относятся права человека, наднациональность, вмешательство, дискриминационная война, свобода торговли. Все они являются объектами критики со стороны марксистских и консервативных учений.

В правах человека либерализм усматривает главный инструмент контроля над государством и главный политический механизм индивидуального самоопределения. Марксистская критика рассматривает права человека как инструмент отчуждения и господства; основания данной критики были сформулированы еще самим К. Марксом: «… Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т.е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого».[1] Консервативная критика подчеркивает обессмысливание прав человека в условиях разрушения коллективной идентичности; Х. Арендт пишет: «Фундаментальное лишение человеческих прав сперва и прежде всего проявляет себя в утрате места в мире, которое делает мнения значительными и действия результативными. Нечто куда более глубокое, чем свобода и справедливость, кои суть лишь гражданские права, находится под угрозой, когда принадлежность к сообществу, где человек родился, больше не признается естественным делом…»[2]. Read more

Одуванчик продолжает публикацию статьи  В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии». 

Начало

5. Вторая мировая война дискредитировала миф Просвещения, наглядно показав, что результатом социального давления могут быть газовые камеры и ковровые бомбардировки. Просвещение, однако, сумело оправдаться посредством создания мифа о войне, редуцировавшего этот и целый ряд других аспектов и возложившего всю полноту ответственности на Гитлера и его окружение. Немецкий народ перестал рассматриваться как коллективный преступник и стал жертвой, — его вовлеченность в войну была интерпретирована как результат чудовищного обмана. Возложение ответственности на нацистскую верхушку имело своим следствием общую стигматизацию политической сферы, центром которой является государство. Любое усиление государства, выраженное в попытке консолидации общества или использовании чрезвычайных полномочий, отныне рассматривается как тоталитарная тенденция, которой следует противодействовать, используя все возможные инструменты.

С разоблачением чудовищного обмана нацизма и искоренением индивидуального зла массы оказываются просвещенными, очищенными от подозрений и защищенными от повторения своей ошибки.[1] Социальное давление, таким образом, снова  реабилитировано, равно как и политические и правовые формы, создающие процедурные рамки для его осуществления. Более того, просвещенность масс легитимирует их еще большую роль в политике (сравнительно с той ролью, которую они играли до войны). Ю. Хабермас формулирует данный тезис следующим образом: «…Преодоление фашизма образует особую историческую перспективу, из которой следует понимать постнациональную идентичность, сформированную на универсалистских принципах правового государства и демократии».[2] Сомнения здесь вызывает очевидная несоразмерность между онтологическим характером ужаса Холокоста и политическим характером извлекаемых из него уроков, — получается, что главный из них состоит в необходимости соблюдения законов и участии в выборах.

Обратной стороной стигматизации политической сферы является идеализация неполитической сферы, т.е.  сферы экономических отношений, и создание благоприятных условий для экспансии рыночных механизмов социального регулирования. Значение рынка, таким образом, выходит за пределы товарно-денежного обмена, — рынок становится основанием  общего и индивидуального процветания и счастья. На доктринальном уровне эта идея, впервые высказанная еще Р. Кобденом в середине XIX в.[3], раскрывается в работах Л.Ф. Мизеса и Ф.А. фон Хайека. Нетрудно заметить, что в своих главных следствиях миф о войне резонирует с политической и экономической программой либерализма, создавая условия для ее тотального господства. Read more

Одуванчик начинает публикацию статьи В. Л. Толстых «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии»

Автор определяет вторую мировую войну как идею, влияющую на формирование правовой идеологии. В этом своем качестве война является мифом, т.е. событием, имеющим высший, трансцендентный статус по отношению к реальности. Как и любой другой миф, миф о войне является результатом избирательного редуцирования исторического события. Направленность редуцирования задается просветительскими и либералистскими установками; в итоге миф стигматизирует сферу политического и оправдывает сферу неполитического. Оппозицию существующему мифу составляют марксистский и консервативный подходы; их использование может способствовать формированию новых элементов международного права. Общий вывод состоит в необходимости рассмотрения упущенных возможностей,  восполнения пробелов и обсуждения альтернативных вариантов.

Предлагаем вашему вниманию первую часть статьи «Миф о войне как центральный элемент международно-правовой идеологии». Призываем к обсуждению и дискуссии!

***
1. Влияние второй мировой войны на развитие международного права почти всегда рассматривается в линейной перспективе, в рамках которой война предшествует современному международному праву, соотносится с ним как причина и следствие. Кроме того, внимание исследователей часто концентрируется на внешних проявлениях послевоенного порядка (новых институтах, договорах, принципах и нормах). Такой подход — уместен, но не всегда достаточен, поскольку он игнорирует текущее значение уроков войны; не раскрывает механизм, посредством которого эти уроки воплощаются в правовую действительность; и создает обманчивое впечатление прямой связи между войной и ее юридическими последствиями.
Значение войны как международно-правовой категории выходит за пределы фактологического уровня: война является не только единичным историческим событием, но и сильнейшей идеей, обладающей способностью к регулятивному воздействию («формой отражения внешнего мира, включающей в себя сознание цели и перспективы его дальнейшего познания и практического преобразования»[1]). В этом качестве война включена в правовую идеологию, «выражающую систематизированное и целенаправленное («концептуальное») отношение людей к действующему и желаемому праву»[2].

Будучи элементом правовой идеологии, война задает нормотворческую программу, в основе которой лежит требование «мыслить и поступать таким образом, чтобы Освенцим не повторился…»[3], формирует образ общественных отношений, устанавливает связь между нормами и отношениями (т.е. обеспечивает толкование). Будучи базовым элементом, война влияет на другие идеи, выступает в качестве их своеобразного фильтра и в этом смысле формирует дискурс международного права, т.е. «конечный набор совокупностей, ограниченный уже сформулированными лингвистическими последовательностями»[4]. Read more